Яйцо в вентиляторе - Елена Четвертушкина

…То есть жизнь текла и текла себе помаленечку, и поэтому вовсе было непонятно, с чего вдруг Дуг запустил мне по стойке стакан с медовухой, как не оправдавший надежд лотерейный билет, и отвернулся. Демонстративно.

Привыкнув за 40 лет к определенному порядку, любое отклонение от него воспринимаешь, как демонстративное.

– Из налоговой приходили? – спросила я, поймав стакан на лету (нет, всё-таки есть ещё порох в пороховницах, хоть по стакану пока не промахиваюсь).

– Два сканика, – строго сказал Дуг, не поворачивая головы, как будто я сама не знала, сколько у него что стоит, и громко защелкал кассой. Касса была наша с ним ровесница, нрав имела вздорный и резкого обращения не терпела: она немедленно закудахтала, как припадочная, и отключилась. Дуг посмотрел на неё сердито, ничего нового не увидал, плюнул и зачем-то потащил из-под стойки потрепанную тетрадку. Стоял белый, хоть и ненастный и сумрачный по осени день, и народу в «Повешенном», соответственно, не было практически никого. Так, сидел у окошка немолодой мужик какой-то, по виду из научников, – флектарн осенний, без понтов, к столику палочка-инвалидка прислонена, смотрит вдумчиво в стаканчик. А если разобраться, чего там смотреть: у Дуга кофе с мёдом, чай с мёдом, медовуха крепкая – три сканика, да медовуха слабая – два сканика, вот и весь ассортимент. Ну, ещё пиво для избранных, а коньяк – если только кто сам принесет. К Дугу не за тем ходят… Вообще это было теперь мое любимое время «У Повешенного»: тихо, никто не гомонит, очаг потрескивает добродушно, и тянет от него едва ощутимо сосновой скипидарной смолой, хвойным дымком, горьким лесным мёдом.

– Хочешь новый анекдот про тебя? Недавно на рынке осчастливили.

Дуг ничем не выказал интереса, но я все же доложила:

– В баре «У Повешенного» к стойке подходит турист-гринго. Говорит Дугу:

– Бармен, налей.

– Чего?

– Коньяку.

– Какого?

– Вон того, шестизвездочного.

Бармен наливает. Турист пьет и сваливается замертво. Дуг берет карандаш, и рисует ещё одну звездочку на бутылке… Эй, кончай ваньку валять! Какая муха тебя укусила? – нетерпеливо поинтересовалась я у Дуговой спины.

В моем возрасте друзьями не разбрасываются, и Дуг был одним из очень-очень немногих, кто ещё оставался – а он в ответ только дернул плечом, всё ещё монументальным. Когда я, в стародавние времена, открыла трактир «В четверг налево» (по ошибочному мнению Дуга, исключительно для конкуренции с «Повешенным», а на самом деле – чтобы освободить себя и мужа от необходимости кормить каждодневных гостей, тучами осаждавших наш дом на Собачьем хуторе), и несколько лет с удовольствием там хозяйствовала, – даже тогда он мне такого афронта не выказывал. Я постаралась припомнить, не пикировались ли мы с ним, часом, как-то особенно остро на прошлой неделе, – да нет, не было ничего такого! – и спросила уже с некоторой опаской:

– Что, опять вчера о конце света тарки завелись?

Тут Дуг наконец обернулся, навалился пузом (скорее виртуальным, – в его возрасте, да с его профессией, можно было бы обзавестись пузом и посолиднее) на стойку, грозно нахмурился и сказал:

– У меня в жизни Дорога завелась. И не вчера.

– Точно, Винка был, – покивала я. – Ты что же, на старости лет решил податься к нему в оппоненты? Поздновато, не находишь? Нам с тобой помирать скоро…

– Вот именно, что помирать скоро, – отозвался Дуг, – так что глотки рвут пускай те, у кого они ещё здоровые. Мне философии эти, как вам с Джой стэфалийская гитара – так, для фонового драйва… А вот помереть дураком не хотелось бы.

– Чего это ты в дураки-то записался? – удивилась я.

– Твоими стараниями…

– Здрасьсте. Не шей мне дело.

– А я не портной – шить, у меня другие заботы. Тут у меня недавно, не помню кто, расписывал насчет осла, который сдох от жажды в двух шагах от двух поилок. Помирать и так-то сомнительное счастье, а уж ослом…

– Рыба моя, да что ж ты сегодня упёрся непременно помереть!..

Дуг глянул на меня с выражением, которое лет 20 назад я бы влёт определила как «…калина ж ты калёная, об пенёк битая…», но теперь не стала заостряться, только опустила глаза и завертела в руках стаканчик:

– Ты мне что сказать-то хочешь, не пойму?

Дуг поглядел в потолок, но ничего там не увидел. Помолчал, посопел, и наконец буркнул:

– Получается, опять про Дорогу.

– У-у, – сказала я примирительно, – Дуг, старина. Да ты за эти годы тут столько про Дорогу наслушался – сам больше всех знать должен, а?

– Шишки с две! – рявкнул Дуг. – Может, я и думал, что знаю… да тут у нас случилось кое-чего, так что теперь я вообще уже ничего не знаю…

– Господи, ну что ещё случилось?

Он повозился под стойкой, начал выпрямляться, охнул, схватился за поясницу… И спросил почти мирно:

– Ты за каким лешим в Зону переехала, а? Ну каким медом тебе на той стороне Реки мазано, вот чего ты там не видела?.. Холера, ну всё, всё тут – мы все здесь, кладбище здесь, дети твои здесь, Гиз, Джой, магазины…

Вот оно. Авантажно выражаясь, вчерашний день долго гнался за мной, а сегодняшний догнал и набил лицо. И самое время с ужасом вслушиваться в крадущиеся шаги завтра за поворотом – которое будет уже на танке, не иначе. А на броне – ребята с автоматами…

Что сейчас было бы особенно некстати, так это обсуждение причин того переезда. Во-первых потому, что только в молодости раны на тебе заживают бесследно, как на собаке. А во-вторых, как раз Дугу, умнице и немереной широты души человеку, я бы с такой усталой – до слез! – радостью пала на грудь, и рассказала бы все, и пожаловалась – и на поразившие меня напасти и страхи, и на сложности перевода, и на Джой… Но всего этого сделать было нельзя: не было у меня никакой гарантии, что Дуг поймет, а рисковать – в данном случае я рисковала не собой, и это все решало.

– …Дружок, я переехала отнюдь не вчера. По детям и магазинам регулярно наведываюсь, – сказала я, отодвигая стакан и подбирая со спинки барного стула штормовку. – А если ты лично по мне скучаешь – так и навестил бы…

– Ты с дуба упала? – Дуг недаром столько лет был хранителем городского фольклора, он даже в нервах – нет, в нервах особенно! – изъяснялся только привычным образом:

– В уме и твердой памяти… за Реку?! Собака нездоровая пусть туда шляется…

Я вздохнула:

– У нас что за Рекой – чумная область?

– А, так ты не знаешь?! Да вот – Зона у нас за Рекой.

– Дуг, не дури, когда это было! Нет там больше никакой Зоны.

Наверное, моему голосу не хватило твердости, потому что Дуг глянул исподлобья, усмехнулся невесело и сказал:

– Это ты говоришь. А люди другое говорят.

– Какие люди?! Тарки, что ли, – так ты их слушай больше, они тебе и не такое расскажут…

– Мать, ну чего ты мне расписываешь, что я, тарков не знаю? А вот странникам верю.

– Тю! Это с каких пор к тебе странники наведываются?

– С каких надо, с таких и наведываются. Слушай, кончай прикидываться – пол-университета странники, а то ты не знаешь! Так что насчет Зоны – расскажи кому другому.

Дуг, как правило, редко ошибался. Но в данной ситуации и меня можно было понять, если по большому счету…

– Старина, я сколько за Рекой живу, ни одного странника не встретила, а геологи и в отчетах писали, и говорили тебе ребята из Управления по землепользованию, и я тебе сто раз уже… Ну, я-то чего бы в живой Зоне забыла?!

Дуг упрямо насупился, и буркнул:

– От, шишка ежовая, опять двадцать пять – за рыбу деньги. Да попёрлась бы ты туда, кабы не Зона, вот других мест в округе мало! Что в Городе тебе тошно было, это уж я знаю, это-то я как раз могу понять. В конце концов, столько на тебя навалилось сразу, и плакаться ты не умеешь толком, вам с Джой всегда проще помереть, чем пожаловаться… Ну – уехала, ясно, чтоб ничего не напоминало – когда Габи… когда с Габи… Но именно за Реку-то почему, ты мне объясни?!

– Что ж ты сегодня докопался до меня, как пьяный до радио. Там всё с нуля, дико, непросто, красиво до катарсиса… и некогда вздыхать о бренности жизни… и народу никого, и собакам простор… Ладно, предположим, живу в бывшей Зоне, хорошо. И что, рога с копытами у меня выросли? Щупальца с присосками? – живая, здоровая, хоть и древняя, как наши хачкары…

Вот тут Дуг почему-то рассвирепел окончательно. Он опять яростно крутанул ручку кассы, доламывая её этим движением окончательно, и сказал очень тихо:

– А мы ведь друзья были. Столько вместе… Спасибо, догадался на старости лет – в идиотах, оказывается, ходил у тебя всю жизнь… Да, я тогда ничего не спрашивал – у кого бы совести хватило к тебе тогда лезть, в твоих-то обстоятельствах!.. Только мне и спрашивать не надо было, я и так понял – ты же помирать туда потащилась после всего, как собака раненая, скажешь, нет? – и вот уже… а, хрен с ним, не помню, сколько лет – жива, здорова, ящик с тушенкой давеча в багажник вволокла эдак без инфаркта… И не Зона, говоришь?!